Бекет вздыхает, сам склоняется ко мне, берёт за запястье. Поднимает с кресла и рывком подхватывает на руки.

— Ты замёрзла, — кладёт меня на кровать вместе с одеялом, сам ложится рядом.

— Ты убил его, да? — спрашиваю тихо, невольно отодвигаюсь на край кровати, но Бекет возвращает меня обратно, откидывает одеяло и прижимает к себе. Стараюсь игнорировать его запах и тепло. Не до нежностей.

— Жив твой горе-любовничек, уймись, — бормочет строго, но уже беззлобно. — С месяц на костылях попрыгает и забудет. Как на собаке заживёт.

Мне становится легче, причём ощущаю это на физическом уровне. Тело, наконец, расслабляется, и отпускает судорога, которой до сих пор сводило конечности.

— Это жестоко… Очень, — шепчу в пустоту, потому что не уверена, что меня услышат. Глаза щиплет от вновь выступивших слёз.

— Наш мир вообще несправедлив и жесток, девочка. Это и есть жизнь. Иногда мне приходится делать то, чего я делать не хочу. Иногда без этого не обойтись, Милана. Моё положение обязывает. Я не могу позволить себе такую слабость, как милосердие, а люди не всегда понимают слова. Чаще всего приходится их наказывать. Мне жаль, что ты увидела это. Тем не менее, всё к лучшему, — как обычно цинично и без грамма человечности. Вот такой вот он, грозный Иван Бекетов.

Поворачиваюсь набок, впериваюсь в стену равнодушным взглядом. После известия о том, что Костя жив, накатила апатия. Захотелось вырубиться и проспать как минимум до десяти утра. Пока не придёт кроха Маринка и не разбудит.

Иван не стал приставать, за что я была ему благодарна. Секс — это меньшее, чего бы мне сейчас хотелось. Как и ощущать на себе руки, что совсем недавно держали оружие.

Галя поставила передо мной тарелку с хрустящими тостами, рядом кофе.

— Давай, милая, поешь. Ты уже от ветра падаешь, нельзя же так в самом-то деле. Совсем Маринка тебя измотала.

Я кисло улыбнулась, откусила кусочек ароматного хлеба. Если бы дело только в Маринке было.

— Не притворяйтесь, что не слышали выстрел. Комната изолированная только у Маринки.

Галина прокашлялась, отвернулась к плите.

— То, что происходит в хозяйских спальнях, меня не касается. Я потому так долго у Ивана и работаю, что нос свой, куда не приглашали, не сую. А ты, если о чём поболтать хочешь, так и скажи, не стесняйся.

— Так вы же и так знаете.

— Знаю. А что услышать-то от меня хочешь? Что Иван не прав? Что жестоко поступил? Этого не скажу. Ты сама понимаешь, кто он. А Костя давно нарывался на хороший нагоняй. Вот и получил.

Еда вдруг встала поперек горла, и я отложила тост на тарелку.

— А мне предлагаете просто забыть об этом, как о каком-нибудь маленьком недоразумении?

Галина пожала плечами, что-то помешала на шкварчащей сковородке.

— А ты как хотела, Мил? Ты и мужика хочешь, и в спальне его ночевать, и девкам наши носы утирать, да ещё и его под себя подмять? Не выйдет, девочка. Таков уж он есть. Либо принимай, либо гони от себя. А изменить его уже не получится. Не мальчик Бекет — мужик с наращенной бронёй. А к Костику сходи, попрощайся. Иван теперь его не оставит здесь. Отправит подальше. Ревнивый у нас хозяин, оказывается. Видишь, как за своё сражается? Так, чего доброго, пришибёт парня. А ты, как глупышка, будешь всю жизнь себя винить.

Я отодвинула стул, тепло улыбнулась и, поддавшись порыву, обняла женщину со спины. Та засмущалась, неловко затопталась на месте.

— Ой, ну что удумала? Мешаешь же!

— Ты права. Мне, и правда, нужно Костю увидеть. Хочу убедиться, что с ним действительно всё в порядке. Да и поговорить не мешало бы. Пусть и в самом деле лучше уходит… От греха подальше. Только как я к нему попаду?

Галя хмыкнула, достала уже знакомую корзинку.

В офисе было слишком тихо для пика рабочего дня, и меня почему-то передёрнуло от напряжения. Видимо, сказываются последние неспокойные деньки. Или, точнее сказать — недели. Если не годы.

— Вам кого? — не особо любезно поприветствовала секретарша, которую раньше я здесь никогда не видела. Ивана Андреевича достали поклонницы, а этот Цербер в мини-юбке стоит на страже покоя нашего великого диктатора? Что ж, ему виднее. Хотя и не признать, что мне не понравились длина её ног и объём груди, не могу. Тоже мне, секретутка, блин…

— Я к Ивану, — специально назвала его по имени, чтобы не думала, что я какая-то прислуга. И плевать, что я и есть прислуга, разве что «с расширенными опциями».



— Иван Андреевич занят. У него совещание, — отрезала стальным голосом, видать, чтобы я даже не подумала рыпаться.

В принципе, я даже не собиралась. Бутерброды с кофе, которые я принесла, были лишь прикрытием, чтобы попасть в резиденцию. Главное, я прошла в здание и при этом по-хитрому избавилась от хвоста в виде Тура.

— Что ж… А где у вас туалет? — выдавила из себя вполне доброжелательную улыбку, на что секретарша лишь вздёрнула свои геометрически идеальные брови. — В туалет, говорю, можно забежать? Мне очень надо, — да женщина она, в конце концов, или нет?

— Ладно, — в её вздохе прозвучала вся скорбь вселенной, а изящный, наманикюренный пальчик ткнул в направлении туалета. Я, разумеется, знала, в той же стороне находится и изолятор. — Туда идите. Третья дверь налево. Только недолго, — добавила приказным тоном.

— Ой, спасибо! Я быстро! — изобразила дурочку и, прихватив корзину, побежала к изолятору.

Благо палат здесь немного, а судьба та ещё шутница, я нашла Костю с первой попытки. Его положили в ту палату, где когда-то лежала я. Дверь была не заперта, и я быстро юркнула внутрь.

— Привет…

Больной полулёжа щёлкал пультом старенького телевизора и вроде как не замечал меня. Про себя усмехнулась. Помнится, когда я здесь лежала, мне даже книжку не давали. Видимо, отношение к мужчинам здесь более ласковое.

— Я вот… бутерброды принесла. Будешь? — поставила корзинку на тумбочку, потом подумала и выложила сверток с едой. Не стоит оставлять улики. — Ну, как ты? — взглянула на его забинтованную ногу и испытала нечто, похожее на стыд. Или жалость. Пока не ясно.

— Зачем ты пришла? — Костя всё-таки посмотрел на меня, но уже без прежней улыбки и озорного блеска в глазах.

— Кость, я хотела поговорить.

— На хуй пошла со своими разговорами, — ответил вполне спокойно, но вот по его взгляду я поняла, что действительно лучше уйти. Подальше и поскорее.

— Что ж… Похоже, разговора не получится. Кость, я хочу, чтобы ты знал: я ни в чём перед тобой не виновата. Я ведь не обещала тебе ничего, в вечной любви не клялась. Я сделала свой выбор, потому что это моя жизнь, и только мне решать, что с ней делать. Я бы не хотела расставаться врагами, но если ты по-другому не хочешь… Прости. Прости за то, что полюбила другого, за то, что не дала тебе шанса. Я уверена, ты стал бы отличным парнем, а потом и мужем. Но сердцу ведь не прикажешь. И спасибо тебе за то, что спас тогда. Ты очень хороший человек, но не мой. Ты выздоравливай, Кость… А я пойду. Пока.

Вот и сказала всё, что хотела, что было нужно. Сказала, а легче не стало. Только внутри боль тупая поселилась. По глазам его вижу — не простил.

— Жратву свою тоже забери! — рукой смахнул всё на пол и отвернулся. Дурак.

Схватила корзинку, бросилась к двери. Дёрнула за ручку и обомлела… Дверь совершенно точно была заперта.

Разумеется, Бекет знал, что она вошла в здание. Сам видел. Врождённая подозрительность часто его спасала и вынуждала быть в курсе всех событий. Даже таких, казалось бы, незначительных. Он, как последний идиот, ждал, что вот-вот откроется дверь, и его девочка войдёт.

И на дерьмо изошёл, когда увидел на экране монитора, как Милана прокрадывается в изолятор.

— Какого хера? — подался вперёд, от злости свело зубы. — Ах ты ж, маленькая сучка, — первым порывом было свербящее желание пойти туда и вздрючить обоих прямо на месте преступления. Сдержался, только смял в кулаке ручку, а та рассыпалась на осколки.