От гнева у меня даже голова закружилась. Шагнув Людочке навстречу, сжала кулаки.
— Не смей так со мной говорить! Это ты разбила посуду, а не я! Не сваливай на меня свои грешки, иначе я…
— Иначе что, сука? — взвилась стерва, полоснула меня взглядом, полным отвращения. — Что ты сделаешь? Нажалуешься на меня, лёжа на спине? Давай! И посмотрим, кому из нас поверят! Я работаю здесь уже два года, а ты без году неделю и уже строишь из себя королеву! Бомжиха несчастная! Думаешь, все забыли, как тебя вместе со шлюхами полудохлую к нам притащили?
— Ну-ка тихо! Что здесь происходит?! — на кухню царственно вошла Нина Степановна, первым же делом уставилась на меня. — Что ты опять натворила?
— Она разбила тарелки для сервировки! Вот, посмотрите! — Людочка ткнула пальцем на кучку осколков. — Да эти тарелки стоят дороже, чем ты со всеми своими органами!
— Неправда! Это ты разбила! Я всё видела! — рявкнула ей в ответ, на что Нина Степановна подняла руку, аки оратор перед речью.
— Люда, выйди.
Я не удержалась от смешка. Ну, конечно! Теперь они меня вдвоём прессовать будут.
— Я даже не прикасалась к этим тарелкам, ясно вам?! Она их разбила, когда я вошла, и стояла я у двери!
Нянька плавно приблизилась, покачивая пышной грудью, ею же практически прижала меня к стене.
— Послушай меня, Милана. Ты слишком много себе позволяешь. Тебе здесь не рады. И вскоре ты отсюда исчезнешь. Думаешь, Иван Андреевич будет тебя защищать? — она говорила негромко, смотрела мимо меня, будто перед ней не человек, а маленькая букашка. — Не будет. Знаешь, сколько я повидала таких как ты? Десятки, если не сотни девчонок, вот так же однажды попав в его постель, поднимали хвост. Но хозяйская страсть недолговечна. Пройдёт совсем немного времени, и ты снова окажешься на улице. Поэтому веди себя скромно и тихо. А то вылетишь отсюда как пробка. Поняла?
Мне было нечего противопоставить этой женщине и её бравой команде. Главное я услышала и приняла. Мне здесь не рады.
Милана смотрела исключительно в свою тарелку, иногда отвечала на Маринкину болтовню слабой улыбкой. Ивана же не наградила даже взглядом.
— Как прошёл день? Чем занимались? — от его внимания не укрылось, как Милана поджала губы, шумно сглотнула. Глаз не подняла. Неужели думает о том же, о чём и он? Зря сказал, что был грабителем. Ей не нужно это знать.
— Мама целый день убиралась в моей комнате и плакала там, — тут же доложила Маринка.
Милана встрепенулась, подняла голову.
— Не говори глупостей, Мариш, — медленно перетекла взглядом на Бекета. — Ей показалось. Всё нормально. Я просто сегодня… Неважно себя чувствую. И всё.
Не слишком убедительно.
— С завтрашнего дня уборкой ты не занимаешься. Я взял тебя, чтобы ты помогала Нине Степановне с Маринкой, а не драила полы.
Она открыла рот, чтобы, видимо, возразить, но так и не произнесла ни слова.
— Извините, я хочу сегодня лечь пораньше. Нина Степановна сказала, что сама уложит Маринку. Я пойду, — избегая смотреть ему в глаза, встала со стула.
Бекет удержал её за руку, погладил большим пальцем нежную кожу.
— Иди. Но спать будешь в моей комнате. Поняла?
Потупилась в пол, замолчала. Грудь вздымается часто, щёки порозовели.
— Милана?
— Я не могу. Извините, — вырвав свою руку из его, бросилась бежать.
Конечно же, она не пошла в его спальню. Иван даже не сомневался. Гордая, принципиальная глупышка. Взять бы ремень, да выбить из неё всю дурь.
Отправив дочь с нянькой, растянулся на стуле, расслабляя конечности. В последнее время слишком много забот, и ему никак не удаётся передохнуть. Главной проблемой стали постоянные мысли о Милке.
— Простите… Я могу убрать со стола? — открыв глаза, обнаружил рядом девчонку, имя которой постоянно забывает.
— Можешь. Спасибо.
— Люда, — девчонка улыбнулась, а Иван мазнул взглядом по её фигуристому телу, затянутому в тесную, обтягивающую форму.
— Давай быстрее, не мешай Ивану Андреевичу, — в столовой вдруг возникла Галина, недовольно зыркнула на подопечную. Та напоследок стрельнула глазками и испарилась.
— Строго ты с ней.
Галя оглянулась, прикрыла за собой дверь.
— Мне нужно с вами поговорить, Иван Андреевич. Дело очень важное. Касается Миланы.
Мгновенно тело пропустило разряд, ожило. Одно имя вызывает у него химическую реакцию.
— Говори.
Женщина нервно расправила несуществующие складки на переднике, сцепила пальцы в замок.
— Мне очень неприятно всё это. И я бы ни за что не влезала туда, где мне не место, но спокойно наблюдать такую несправедливость не могу. На бедную девочку будто охоту открыли. Нина со своими девками травит несчастную, а я ничего не могу поделать. Иван Андреевич, вы должны всё знать…
Милану застал в её комнате, сидящей на краешке кровати с мученическим выражением лица.
— Это ещё что? — на лодыжке виднелся огромный синяк, а она безуспешно пыталась спрятать его под бинтом. — Ну-ка, дай сюда! — отобрал у неё аптечку, присел рядом. — Это ты утром так ударилась?
— А вас стучаться не учили? — уставилась на него влажными от слёз глазами.
— Я никогда не стучусь. Особенно, в своём доме. Больно?
Кивнула, всхлипнула. Там, похоже, не только физическая боль.
Отшвырнув бинт, подхватил её на руки, девчонка вцепилась пальцами в его рубашку.
— Отпустите, что вы делаете?
— Цыц, — развернулся к двери, но она открылась, и на пороге возникла Маринка.
— Вы игррраете, да? — с интересом уставилась на Милану. — Я тоже хочу!
— Ага. Играем. В похищение. Ну-ка, открывай двери, будем её похищать.
Дочь с радостью включилась в «игру», а Милана зло зашипела:
— Как вам не стыдно использовать ребёнка в погоне за своими низменными целями? — но шею его всё же обхватила покрепче.
— Это и в её интересах тоже. Так что, цыц.
Близость девчонки доставляла ему удовольствие. Не чисто платоническое, конечно, но искреннее. Может, дело в том, что он давно не добивался женщин. Со временем доступ к любому телу приедается, и пресытившемуся мужику хочется чего-то необычного, запретного. Чтобы отвоевать, вырвать своё зубами. Покорить, взять, овладеть. Потом обладание такой женщиной будет вдвойне приятно.
А может, дело, в том числе, и в дочери. Он уже и не верил, что когда-нибудь увидит малышку такой счастливой. Очевидно, что Милана влияет на неё положительно. На них обоих. Он уже и забыл, когда приходил домой вовремя. Вечно пытался загладить свою вину перед дочерью, но делал ещё хуже. В итоге просто не мог смотреть ей в глаза. С приходом Миланы изменилось и это. Он чувствовал, как Марина раскрывается, становится более сговорчивой и доверчивой. У них обоих появилась общая цель — влюбить в себя «новую маму».
Впрочем, Иван редко задумывался о причинах своих желаний. Просто брал своё, доверяя интуиции, которая, кстати говоря, ещё ни разу в жизни не подводила.
Девчонка явно вымоталась, потому что сопротивляться не стала. Позволила отнести себя в спальню Бекета, уложить на кровать.
— Ой, а что это? — испуганно округлив глаза, Маринка ткнула пальцем в стремительно разрастающуюся гематому.
— Упала, Мариш. Ничего страшного. Пройдёт, — Милана мученически улыбнулась и вскрикнула, когда Иван сжал пальцами место ушиба. — Ай!
— Марин, найди Нину Степановну, пусть даст мне ту мазь, которой мы твою коленку мазали.
Милана проследила за малышкой взглядом, повернулась к Бекету.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Не беспокойся. Я несколько ранений сам себе залечивал. Сейчас потерпи немного, будет больно, — быстро прощупал ногу на предмет трещин и растяжений, убедился, что всё ограничилось синяком. — Скоро пройдёт. Через пару дней боль утихнет. Если нужны обезболивающие, скажи Нине. Договорились?
Она поджала губы, заупрямилась.
— Не нужно мне никакое обезболивающее. Я умею терпеть боль.