Она быстро обошла его и вылетела в дверь пулей.
Что ж, пусть подумает о своём поведении. О своём поведении и том чувстве, которое испытал он, увидев её хихикающую с Костиком, даже думать об этом не хотелось.
Я ненавидела Бекета за его слова. Ненавидела, потому что он был прав. Каждое грёбаное слово — истина.
У меня не было другого выхода. Никакого не было. Я могла только поверить ему на слово, что он не станет меня принуждать…
А уходить… Глупо это. Бессмысленно. По-идиотски. Мне некуда идти, нет денег даже на первое время. Да и едва ли спасут они, деньги эти…
Пропитывая подушку слезами, вспоминала, как, путаясь в свадебном платье, убегала от торговцев и понимала, что не хочу пережить подобное снова. Я не смогу в борделе с клиентами… Уж лучше сразу с моста сигануть.
Безысходность, блин.
Тихо приоткрылась дверь, впуская из коридора слабый свет. Я напряглась и сгруппировалась всем телом, как будто это поможет, реши Бекет меня изнасиловать.
— Мама? — послышался жалобный голосок, а я вскочила, как ошпаренная.
Маринка стояла у двери и тёрла кулачками заплаканные глазки.
— Эй, ты чего? — опустив ноги на пол, протянула ей руки. — Ну-ка, иди сюда.
Девочка подбежала ко мне, ловко вскарабкалась на колени.
— Мне плиснилось, что ты ушла, — всхлипнув, обняла меня за шею, а я почувствовала, как в груди становится тесно и душно.
— Мариш…
— Можно я посплю с тобой?
Будь я какой-нибудь Ниной Степановной, тут же отправила бы ребёнка к отцу, но посмотрела в эти глаза… Эти маленькие бездонные океаны, в которых плещется надежда и любовь, и не смогла.
— Ладно. Полезай под одеяло.
С утра решил зайти к ней, чтобы лично пригласить на завтрак. Возможно, вчера Иван погорячился. Возможно… Хоть угрызений совести по этому поводу и не испытывал. Нечего с ней как с ребёнком, не маленькая. Пора взрослеть.
Но отношения всё же налаживать нужно. У Бекета наметился чёткий план, и его пора воплощать в жизнь.
Стучать не стал, пусть привыкает. Приоткрыл дверь и шагнул через порог.
Сначала даже не понял, что происходит. Под одеялом лежали два комка, а пол рядом был усыпан блестящими обёртками от конфет.
Подошёл ближе, приподнял одеяло. Маринка спала с пальцем во рту, закинув на Милану ногу, а вторая, свернувшись клубком, тихо сопела, обнимая малышку. И что-то пошло не так. Программа в голове тут же дала сбой.
Опустил одеяло, почесал затылок. Зачем он вообще пришёл? А, да… Наладить контакт. Вроде как.
— Подъём! — рывком стащил с девчонок одеяло, и Милана вскочила, как ошпаренная. Выпучила на него глаза, побледнела, сразу же после этого покраснела, а потом подтянула колени к груди, прикрывая свои бежевые трусики. Какая же она ещё… Чистая и нетронутая. Первая мысль спрятать от него своё тело. Возбуждает.
— Ну, пааап, — захныкала Маринка и, схватившись за край одеяла, потянула на себя.
— Я сказал, встаём и идём завтракать, — взяв мелкую за ногу, протащил по постели, а та сонно захихикала.
Милана, наконец, осознала, что убивать её никто не планировал и быстро вскочила с кровати. Укуталась в халат, лишая Бекета удовольствия наблюдать упругие ягодицы.
— Маринка, пойдём умоемся и почистим зубы, — и, не глядя на Ивана, взяла мелкую за руку, потащила за собой.
Девочка обижена? Или пытается показать ему свои зубки?
Я не обижена на него, о, нет. Я зла. Зла на него за ту проклятую правду, за его признание, за то, что врывается вот так в комнату, где я сплю, и прожигает своим странным взглядом.
А ещё у меня была целая ночь, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и принять, наконец, то, что в этом мире ничего не делается просто так, а Бекетов не занимается благотворительностью. И знаете, я смирилась. Смирилась с несовершенством нашего мира, а не с тем фактом, что мне придётся стать любовницей Ивана Андреевича. Вот уж чего-чего, а этого не будет, никогда и ни за что. Пусть даже не мечтает. Разве только силой возьмёт, но об этом думать не хотелось.
Как бы там ни было, и что бы он ни задумал, я решила оградить себя от намёков на секс, этих его нахальных прикосновений и поцелуев. От воспоминания о последнем дрогнули коленки, и пересохло в горле. Абсолютный игнор и арктический холод — на данный момент мои лучшие друзья. Ими и собиралась защищаться.
— У тебя такие белые жжубы, — Маришка заглянула мне в рот и принялась чистить свои зубки ещё энергичней.
— И у тебя такие будут, когда поменяются на коренные, — я приобняла её, чтобы не свалилась со стульчика, сполоснула рот.
— И я буду такая же кррасивая?
Я улыбнулась крохе, чмокнула её в любопытный носик.
— Ты будешь намного красивее.
Бекет ожидал нас за столом с видом строгого папаши, но я не могла не заметить в его глазах вспыхнувшее тепло, когда Маринка бросилась к нему. Я б и сама бросилась, да не к кому. А кто есть — к тому не хочется. Хотя, думаю, Иван Андреевич был бы не против.
— Наконец-то. Чем занимались так долго? — проворчал, усаживая Маринку на стул и отодвигая второй стул для меня.
— Мама учила меня, как правильно чистить зубы. Вот эти, которрые далеко, — открыв рот, Маринка продемонстрировала отцу свои молочные премоляры.
— Вот как? Что ж, ладно тогда, — и повернулся ко мне в ожидании, что я запрыгну на любезно им предложенный стул. Извините, дяденька Бекет. Придётся вам обломаться.
— Спасибо большое, Иван Андреевич, но я буду есть на кухне, как и полагается прислуге.
Его лицо тут же заострилось, глаза блеснули металлом. Мой ответ Бекету явно не понравился, но на то и был расчет. Показать, что я не стану прогибаться и прыгать к нему в койку от отчаяния. Во мне всё ещё живы мечты выйти замуж за какого-нибудь хорошего парня и уже ему подарить свою любовь, родить детей.
— Ты не пррислуга, — уже привычно возразила Маринка, но Бекет наградил её строгим взглядом.
— Помолчи, Марина. Ты можешь идти, Милана. Выбор за тобой, — последнее вот как-то двусмысленно прозвучало, будто вовсе не о завтраке он говорил.
Сел на свой стул и, взяв приборы, принялся за еду. Я же коротко улыбнулась растерянной малышке и пошла на кухню, где уже вовсю кипела жизнь и к завтраку меня явно не ждали.
— А ты видела её, эту замухрышку? Кожа да кости, взяться не за что. Я два года перед хозяином жопой виляю, и так и эдак, а он внимания никакого не обращает. Эта же только появилась — сразу спальню ей рядом со своей выделил, за стол свой усадил. Говорю тебе, Галь, спят они! — кто-то очень бурно обсуждал происходящее в доме, и я в этой повести фигурировала как главная героиня. Ну, отлично. Подружки Таисии и здесь обитают.
Застыв у приоткрытой двери, осторожно заглянула внутрь. У большой посудомоечной машины вертелась высокая девица, которая, видимо, и мыла мне кости, а в женщине в поварском колпаке у разделочной доски я узнала ту самую, что накануне накрывала на стол.
— Оставь девочку в покое, Люд, ты её знать не знаешь, чего прицепилась? Хозяин не из-за неё тебя игнорирует. Просто ты ему не нравишься. Мужики, знаешь ли, чувствуют когда у бабы характер дрянной. Так что, в своих неудачах себя вини.
Ну, хоть кто-то тут нормальный! Мысленно послала женщине благодарность и, расправив плечи, взялась за ручку двери. Главное, держать себя в руках и не наживать врагов. Мне они в этом доме ни к чему. Да и девушку эту понять тоже можно. У неё, быть может, любовь большая, а тут какая-то прихехешница на горизонте появляется. Я бы тоже психанула.
— Доброе утро, — вошла на кухню, обращая на себя внимание.
— Здравствуйте… — Галя растерялась, отчего-то занервничала. — А мы тут… Мы на стол уже накрыли! В столовой…
— Ой, не беспокойтесь, — я отмахнулась и, провожаемая пристальным взглядом девушки-сплетницы, прошла к небольшому обеденному столу. — Я у вас позавтракаю.